Данная статья посвящена выяснению факторов распределения Президентских грантов на экологические инициативы в 2017-23 годах. Основное предположение заключается в проверке наличия политической логики в поддержке региональных эко-инициатив. Если предыдущие исследования рассматривали экологические конфликты, как правило, со стороны эко-активистов, то в данной работе мы в большей степени фокусируемся на изучении стратегии властей. Для этого мы предлагаем использовать концепт региональной экологической политики (politics). Предполагая, что для властей ключевым моментом является попытка снизить эко-протестную активность, мы исходим из того, что власти стремятся использовать не только «кнут», то есть силовые стратегии борьбы с протестами, но и «пряник» в форме стратегий кооптации эко-активистов. В данной модели распределение грантов на поддержку экологических инициатив рассматривается как реакция на характер экологических проблем и конфликтов. Мы проверяем три основных гипотезы  о логике поддержки проектов: реакция на ухудшение экологической ситуации в регионе, реакция на частоту эко-протестов и реакция на высокий уровень неравенства, способствующий протестным настроениям в принципе. Мы опираемся на несколько источников эмпирических данных. Во-первых, мы используем данные по распределению Президентских грантов на экологические неправительственные организации. Во-вторых, мы используем масштабную базу данных по эко-протестам. В-третьих, мы учитываем показатели Национального экологического рейтинга российских регионов. Применение моделей с фиксированными эффектами показало, что распределение президентских грантов следует как за эко-протестами, так и за ухудшением экологической ситуации в регионах. Кроме того, на распределение грантов значимо влияет низкий уровень неравенства, который в России свойственен, как правило, бедным регионам. Дополнительно мы иллюстрируем наши аргументы кейсом Свердловской области, который указывает на «валовый», а не точечный характер поддержки экологических инициатив.

Во время пандемии у российских медицинских сестер из «красной» зоны, несмотря на высокий риск заражения COVID-19, был доступ к получению регулярной материальной, символической и организационной поддержки, недостаток которой стал ощутим после закрытия ковидных отделений. Возвращение медицинских сестер из «красной» зоны к привычным условиям труда, характеризующимся низким уровнем заработной платы, ненормированным режимом работы и отдыха, повышенной нагрузкой, слабой организационной и общественной поддержкой, – не было охвачено вниманием российских исследователей. В фокусе статьи – пандемический и постпандемический контексты реализации эмоционального труда медицинских сестер из государственных больниц Волгограда – города с населением более 1 миллиона человек. Наша задача – разобраться, каким образом был реализован эмоциональный труд медицинскими сестрами во время работы в «красной» зоне и как полученный опыт обуславливает их (не)чувствительность и (не)восприимчивость к сегодняшним (не)справедливым условиям труда. Обращение к концепции эмоционального труда позволяет сфокусироваться на интуитивно выстроенных медицинскими сестрами практиках чувствования и выражения чувств во время работы в «красной» зоне и на способах избежания отчуждения от чувств для продолжения работы в менее привлекательных условиях труда после COVID-19. Статья основана на материалах 27 полуструктурированных глубинных интервью с медицинскими сестрами из волгоградских больниц с опытом работы в «красной» зоне. В результате анализа данных показано, что эмоциональный труд волгоградских медицинских сестер, несмотря на неопределенность, всеобщую тревожность и хаотичность происходящего во время пандемии, был осуществлен в более благоприятных условиях, чем после нее. По этой причине опыт работы в «красной» зоне вспоминается частью медицинских сестер с чувством благодарности и сожаления, что в ближайшей перспективе аналогичной поддержки медработников не ожидается. Рационализация эмоций помогала медицинским сестрам дистанцироваться от сострадания и переживания летальных случаев на рабочем месте во время пандемии, а после нее – от выражения несогласия с условиями труда.